82(II); 53(IV); 71(IV)
1918 г.
Алгоритм 22 bis (с учётом п.7 общих требований дешифровки):
[100(2 – 1) + 82]ʹ + [100(4 – 1) + 53 + 71]ʹ +2269,6ʹ => 2875,6ʹ × 60ʺ /100,8717ʺ + 208,18 = 1918,63 г. (август).
82(II)
Par faim la proye fera loup prisonnier,
L’assailant lors en extreme detresse.
Le nay aiant au deuant le dernier,
Le grand n’eschappe au milieu de la presse.
53(IV)
Les fuitifs & bannis reuoqués:
Peres et filz grand garnisent les hauts puids:
Le cruel pere & les siens suffoqués:
Son filz plus pire submergé dans le puis.
71(IV)
En lieu d’espouse les filles trucidées,
Meurtre à grand faulte ne sera superstile:
Dedans la puys vestules inondées,
Le espouse estaincte par hauste d’Aconile.
82(II)
От голода стадо сделает волка арестантом,
Нападающий тогда в крайнем опасении.
Рождённый имеет впереди последнего,
Великий не спасётся в обстановке давления.
53(IV)
Беглецы и изгнанники отозваны,
Знатные отцы и сыновья украшают высокие холмы.
Благородный отец и его близкие задушены,
И, самое худшее, его сын затоплен в колодце (шахте).
71(IV)
Вместо замужеств дочери убиты,
Убийство в большом преступлении не оставит выжившего.
В колодце (шахте) весталки затоплены,
Угасшее замужество из-за возвышенного Николая.
Ещё один трёхкатренник, описывающий убийство большевиками царской семьи в июле 1918 г. Первый – [36(I); 19(VIII); 34(VIII)] – помещён в книге «Великая тайна пророка-астрофила» (2012). Мы в который раз можем убедиться, что некоторые будущие события вызывали у Нострадамуса повышенный интерес, и он обращался к ним неоднократно. Как правило, это события масштабные, крайне трагические, и с далеко идущими последствиями. При этом он не повторяется, а раскрывает какие-то новые факты и персоналии. Не исключение и трёхкатренник [82(II); 53(IV); 71(IV)]. Если в предыдущем Нострадамус показывает только общий план события, не конкретизируя самого преступления и не упоминая близких российского монарха, то здесь мы видим не просто монарха, а отца и его детей: сына и дочерей, и попытку большевиков скрыть следы своего преступления. Известное фигуральное выражение «спрятать концы в воду» имело в этом преступлении буквальное подтверждение, ведь убийцы пытались вначале скрыть трупы расстрелянных, затопив их в шахте. А ещё Нострадамус в этом трёхкатреннике называет одну очень важную деталь: «убийство в большом преступлении не оставит выжившего», что ставит крест на многочисленных лже-детях монарха, якобы спасшихся от расстрела.
Но обратимся к самим катренам. Катрен 82(II) своего рода пролог к двум другим, он очень лаконично в иносказательной форме передаёт обстановку, сложившуюся незадолго до убийства царской семьи. В нём «стадо» – это население российской империи; «волк» – Николай II; «нападающий» – большевики (а скорее всего их вождь – В.И. Ленин), которые действительно окажутся тогда «в крайнем опасении», так как опасались негативной реакции великих держав на убийство монарха и его близких. Опасались, но очень хотелось, а потому вбрасывали в информационное пространство лживые заявления и провокационные слухи. Они должны были сформировать мнение о непричастности большевистских вождей к предстоящей расправе над монархом и его семьёй. Даже уже после расстрела утверждалось, что казнён только Николай II, а остальные члены семьи эвакуированы в надёжное место, и на официальном уровне расстрел всей семьи отрицался в течение нескольких лет. Это привело к появлению многочисленных лже-дочерей и лже-сыновей Николая II по всему миру, что было явно на руку большевистскому руководству, а возможно даже с их одобрения и по их подсказке.
Третью строку – «Рождённый имеет впереди последнего» – следует понимать как «новая (рождённая)» власть имеет перед собой последнего представителя монархической власти – Николая II».
«Обстановка давления», о которой говорит последняя строка катрена 82(II) включает в себя и слухи с провокациями, и хамское, доходящее иногда до глумления, отношение со стороны охраны к членам семьи Николая II.
Катрен 53(IV). «Беглецы и изгнанники отозваны». К весне 1918 г. большевистским руководством был выработан план по сбору всех представителей династии Романовых на Урале («высокие холмы»), на значительном удалении от внешних опасностей в лице Германской империи и Антанты. А с другой стороны, здесь можно было бы их скрытно уничтожить, найдя для этого подходящий повод, что, собственно, и было осуществлено.
В мае 1918 г. в «красную столицу Урала» Екатеринбург из Тобольска был доставлен Николай II с семьёй и свитой. К тому времени здесь уже находились и другие представители императорского дома Романовых, о чём нам говорит вторая строка катрена – «Знатные отцы и сыновья украшают высокие холмы». В переводах она имеет разночтения, что связано не только с некоторыми отличиями между оригиналами 1555 и 1557 годов, но и ошибкой в последнем слове второй и четвёртой строки. В издании 1555 г. имеется garnisent (украшают), а в издании 1557 г. – garnisant (украшающий), и puids в конце второй строки в первом издании и puits во втором вместо puis (холмы, горы). То есть речь во второй строке идёт о «высоких холмах, которые украшают знатные отцы и сыновья», а не о «высоких колодцах». Уральские горы действительно похожи на большие холмы.
Эту ошибку можно объяснить тем, что во времена Нострадамуса (по Лакурну) pui могло означать как «холм», так и «колодец», и соответственно «холмы» – puis (мн. число), а «колодец» – puits (ед. число). И наборщики в издательстве, набиравшие текст на слух, вполне могли перепутать окончания созвучных слов, хотя сам контекст катрена и логика строки за «высокие холмы», а не «высокие колодцы». Но, думаю, наборщики особо не вдавались в суть катренов, да и не столь она очевидна во многих случаях. Неоднозначность перевода второй строки катрена 53(IV) мы видим также у В.Б. Бурбело и Е.А. Соломарской, они приводят оба варианта.
«Благородный отец и его близкие задушены». Но обычно третья строка выглядит как «Жестокий (злой) отец и его близкие задохнутся», что сразу ставит под сомнение всю предложенную интерпретацию катрена 53(IV), потому что назвать Николая II «жестоким» язык не поворачивается, а «задохнутся» абсолютно не отвечает историческому факту. Правда, в оригинале не «задохнутся», а «задушены» (suffoqués – причастие прошедшего времени от глагола suffoquer – душить). Как говорится, теплее, но всё равно не соответствует тому, что произошло в реальности.
Многие современники отмечали слабость характера Николая II, что никак не сочетается с жестокостью. И тем более, он не был жестоким отцом, а был примерным семьянином, любил жену, обожал детей, его приоритетом была семейная жизнь. Жизни в Петербурге он предпочитал Царское Село. И возникает сомнение – может, действительно, катрен не о Николае II, ведь и в современном французском языке, и в словаре среднефранцузского языка Ф. Годфруа cruel – это «жестокий», «злой». Но вот что мы находим у Лакурна к слову cruel: «Это слово сохранилось, но оно всегда берётся не в том значении. Ранее оно воспринималось в хорошем смысле и означало смелость, благородное чутьё». И тогда всё становится на свои места: Le cruel pere – это не «жестокий отец», а «благородный отец», что вполне соответствует Николаю II. О его мягкости, деликатности и тактичности вспоминают многие мемуаристы. Даже в гневе он оставался обходительным, и никогда не повышал голос.
Как видим, существовавшая неоднозначность многих слов во времена Нострадамуса позволяла ему шифровать текст не хуже какой-либо криптограммы, направляя при этом многочисленных толкователей по ложному следу.
Но почему «задушены», ведь в реальности расстреляны? Думаю, по нескольким причинам. Во-первых, Нострадамус не знал такого вида казни как расстрел, который появился только в XVI в. и применялся вначале исключительно к военным. В его время людей казнили через обезглавливание, четвертование, колесование, сжигание заживо, повешение, утопление. Во-вторых, Нострадамус показывает в трёхкатреннике [82(II); 34(IV); 71(IV)] один из моментов этого «большого преступления», а не само убийство (расстрел), – попытку убийц избавиться от трупов, побросав их в колодец шахты (puits – колодец, шахта, скважина), на дне которого была вода. Поэтому никто не мог «задохнуться», как мы видим в переводах третьей строки, ведь перед тем они были расстреляны или «задушены», как посчитал Нострадамус. Трупы были целые и не изуродованные, а это могло быть только при удушении (асфиксии), которое происходит при повешении или утоплении в отличие от первых четырёх видов казни, перечисленных выше.
Известно, что на этом «работа» убийц не закончилась. Воды в шахте оказалось недостаточно, чтобы полностью покрыть трупы. Их достали, растворяли в кислоте, жгли на костре, а потом останки закопали под дорогой. Такое стремление скрыть следы своего преступления (на уровне маниакальности) говорит о том, что убийцы-чекисты выполняли строгий приказ сверху, т.е. большевистских вождей. Если бы это «убийство в большом преступлении» произошло по инициативе местных властей, как пытаются нас убедить некоторые официальные «историки», то чекисты просто закопали бы трупы особо не заморачиваясь, как в дальнейшем они поступали с миллионами невинно убиенных. Но здесь пахло международным скандалом, и нужно было сохранить лицо кремлёвским сидельцам при их бесчеловечной игре. А если нет трупов, попробуйте доказать, что эти люди убиты. Может они уже живут в другой стране под вымышленными фамилиями? И, кстати, такие слухи действительно распространялись среди людей. А выгодны они были только тем, кто был причастен к этому «большому преступлению».
Последняя строка катрена, отдельно упоминающая сына Николая II Алексея, подтверждает, что речь идёт не об утоплении (noye – утоплен), а о погружении в воду, покрытии водой (submergé), т.е. сын, как и остальные члены семьи, не утоплен живым, а затоплен его труп.
Катрен 71(IV). «Вместо замужества дочери убиты». Как и в катрене 53(IV), здесь тоже одно лишь слово полностью изменяет смысл катрена. Обычно первая строка выглядит так: «Вместо супруги (жены) дочери убиты». И всё вроде бы верно, ведь и в современном французском и у Ф. Годфруа espouse (épouse) – это жена, супруга. Но согласитесь, какое-то странное замещение жертвы, не имеющее к тому же исторического подтверждения.
И снова у Лакурна иное мнение. Если у Годфруа espouse – «та, которая вышла замуж за мужчину», то у Лакурна – «невеста», т.е. та, которая ещё только выходит замуж, которой предстоит стать женой, т.е. пройти процедуру, которую обозначает французское слово mariage – свадьба, бракосочетание, замужество. В контекст катрена 71(IV) синтаксически лучше всего вписывается слово замужество. К тому же, вторая строка этого катрена подтверждает, что «убийство в большом преступлении не оставит выжившего». Поэтому никакой «супруги», оставшейся в живых вместо дочерей, не может быть.
В третьей строке, называя дочерей монарха весталками, Нострадамус подчёркивает их целомудрие и незамужний статус (младшей Анастасии 17 лет, Марии 19, Татьяне 21 и старшей Ольге 22 года), сравнивая их с римскими жрицами богини Весты, которые брали обет безбрачия и целомудрия на время их 30-летней службы в храме.
Как и сын монарха, «весталки» затоплены. Inondées несёт тот же смысл, что и submergé в предыдущем катрене, т.е. они синонимы. А вот в первой строке катрена 71(IV) «дочери-весталки» убиты (trucidées), что вместе с «задушены» (suffoqués) в катрене 53(IV) ещё раз подтверждает – топили трупы, а не живых людей.
Последняя строка катрена 71(IV) особых пояснений не требует. Следует только понимать, что, завершающий не только её, но и весь трёхкатренник в целом, Aconile – это анаграмма имени человека, ставшего причиной столь трагических событий не только для его семьи, но и всего государства.
И ещё один момент следует отметить в последнем катрене этого стихотворения. Как и в катрене 53(IV), у него проблемы с окончанием второй строки. Создаётся впечатление, что для сохранения рифмы с d’Aconile Нострадамус (а может издатель?) во второй строке ставит superstile, хотя такого слова словари не подтверждают, зато есть superstite (выживший). Остаётся только допустить, что перед нами один из вариантов написания в старые времена слова superstite, который не вошёл ни в один словарь среднефранцузского языка.